ФАКТОРЫ ВИКТИМИЗАЦИИ

Каждый человек является объектом социализации, должен стать субъектом социализации, может оказаться жертвой неблагоприятных условий социализации.

Субъект социализации – это человек, который усваивая социальные нормы и культурные ценности, проявляет активность, занимается саморазвитием, стремится к самореализации в обществе.

Жертва неблагоприятных условий социализации это ребенок, испытывающий на себе последствия негативного влияния внешнего характера (условий воспитания, разнообразных ситуаций, действий посягателя ).

Различают 3 вида жертв:

1. Реальная жертва. Люди с психосоматическими дефектами, инвалиды, сироты, беспризорники, дети, проживающие в неблагополучных семьях.

2. Потенциальные жертвы. Люди с пограничными психическими состояниями (неврозами), мигранты, дети, живущие в семьях «группы риска» (малообеспеченные, неполные, многодетные).

3. Латентные жертвы. Люди, условия существования которых, в принципе не является негативным, но, тем не менее, не позволяют полностью реализовывать заложенные от природы задатки (одаренные дети).

Это неблагоприятные условия социализации, способные оказать негативное влияние на развитие человека.

Виктимизация – это процесс и результат превращения человека в жертву неблагоприятных условий социализации. Виктимизация – двусторонний, внешний процесс. С одной стороны это влияние на человека совокупности негативных внешних условий и факторов, с другой – это процесс социально психологических изменений личности человека под влиянием негативных внешних условий, формирующих в нём психологию жертвы.

Различают объективные и субъективные факторы виктимизации.

Объективные факторы виктимизации .

· неблагоприятные природно-климатические условия (суровые климатические условия, неустойчивый климат негативно влияет на здоровье, психику человека, вызывая состояние депрессии),

· неблагоприятные экологические особенности среды (загрязнение воздушной, водной, наземной среды провоцирует возникновение хронических и раковых заболеваний, иногда является причиной саморазрушающего поведения),

· другим таким фактором может стать государственно-общественная система, для которой характерно низкий уровень экономического развития, отсутствие продуманной социальной политики, в отношении незащищенных слоев населения – детей, сирот, инвалидов, внешняя государственная политики приводящая к войнам, депортации социальных групп и целых народов.

· тип поселения (низкий культурный уровень населения, наличие антисоциальных субкультур в городе (например, криминальных структур, наркоманов, сект), демографическая структура населения).

· микросоциум (семья, сверстники). Неблагоприятный социально психологический климат в семье или школе, осложняет процесс социализации личности и т.д.

Рассматриваются объективные факторы виктимизации россиян и белорусов (особенности исторического развития, этнокультурные условия, особенности социальной, политической, экономической жизни народов). Представлены результаты эмпирического исследования субъективных факторов виктимизации россиян и белорусов (428 жителей Москвы и Минска). Изучались психологические особенности людей, влияющие на способность к адаптации: тип ролевой виктимности, смысложизненные ориентации, жизнестойкость, особенности мотивационной сферы, сформированность преодолевающих стратегий поведения. Проведен сравнительный анализ системных проявлений виктимности у россиян и белорусов.

Ключевые слова: виктимизация, жертва, объективные факторы виктимизации, субъективные факторы виктимизации

Постановка проблемы

Виктимизация - процесс и результат превращения человека или группы людей в жертв неблагоприятных условий социализации под влиянием объективных и субъективных факторов [Козырев, 2008; Миллер, 2006; Мудрик, 2000; Ривман, 2002].

Особенно актуальной данная тема стала в «эпоху перемен». Распад Советского Союза, вооруженные конфликты, катастрофы, кризисы и многие другие потрясения перестроечного периода обладают деструктивным воздействием и способствуют виктимизации больших групп людей [Ривман, 2002; Мудрик, 2000; Hiroto,Seligman, 2001]. Наряду с этим массовая миграция из бывших республик, обострение многочисленных этнических конфликтов с проявлением элементов ксенофобии, русофобии и многие другие ситуации относят к объективным факторам виктимизации народов постсоветского пространства [Миллер, 2006; Мудрик, 2000; Сургуладзе, 2010]. Данные неблагоприятные условия могут служить своеобразным индикатором виктимности людей и выявляют потенциальных жертв.

Субъективные факторы виктимизации являются едва уловимыми, скрытыми, а потому трудоемкими для изучения. К ним относят особенности менталитета того или иного народа, психологические особенности людей, влияющие на способность к адаптации (смысложизненные ориентации, жизнестойкость, особенности мотивационной сферы, сформированность тех или иных преодолевающих стратегий поведения и многое другое). Виктимизация, как справедливо указывает Д.Ривман, объединяющая в себе динамику (реализацию виктимности) и статику (уже реализованную виктимность), являет собой некую материализацию субъективных (личностных) и объективных (ситуативных) виктимных (виктимогенных) потенций [Ривман, 2002, с. 80]. Осознание этого способствует наиболее полному и адекватному анализу процесса виктимизации целых групп людей.

Однако в настоящий момент большинство исследований направлено преимущественно на поиск объективных причин виктимизации, упускается важнейшая психологическая составляющая данного процесса. Слабо изучены вопросы субъективных и объективных факторов виктимизации этнических групп. Не обнаружено сравнительных исследований виктимизации и причин, ее порождающих, у россиян и белорусов, хотя существует множество не подтвержденных эмпирическим путем бездоказательных «штрихов к портрету» этих двух народов.

Во-первых, это связано с тем, что в науке по-прежнему при разработке проблемы виктимизации акцент смещается в сторону криминальных и экстремальных ситуаций, порождающих потенциальные жертвы преступлений и несчастных случаев. Хотя вопросами психологизации поставленной проблемы задавались еще со времен Э.Крепелина (1900) [Крепелин, 2007]. На психологизации проблемы жертвы настаивали К.Юнг (1914) [Юнг, 1994], А.Адлер (1926) [Адлер, 1997], И.Павлов (1916) [Павлов, 2001], Л.Выготский (1924) [Выготский, 2003] и другие. Об этом постоянно пишут современные специалисты в области виктимологии, криминологии [Ривман, 2002; и др.], остро ощущая недостаточную психологическую разработанность данной темы. Во-вторых, проблема специфики проявления виктимности и причин, ее порождающих, в различных экономических, политических, культурных условиях до недавнего времени была «закрытой» для обсуждения в широких научных кругах. В-третьих, исследование виктимизации россиян и белорусов представляется довольно сложной задачей в силу близости генотипа, культуры, языка, общности исторического развития этих народов.

Субъективные и объективные факторы виктимизации россиян и белорусов

К настоящему времени в психологии сложились относительно благоприятные предпосылки для исследования субъективных и объективных факторов виктимизации россиян и белорусов.

Стали доступными для анализа работы зарубежных психологов, посвященные изучению «загадочной русской души» [Эриксон, 2000]. Еще в 1950 году Э.Эриксон в своих «концептуальных путевых заметках» (E.Erikson. Childhood and Society) поднимал вопрос о русской душе как душе «спеленатой». Традицию тугого пеленания в русских семьях рассматривал в исторической и политической плоскостях, как часть системы, которая помогала поддерживать и продлевать русское сочетание рабства с «душой» [Эриксон, 2000], тем самым подчеркивая неистребимую способность русского человека быть жертвой.

Появились работы белорусских историков и культурологов, в которых более четко обозначились мотивы этнической виктимизации, способствующие навязыванию и закреплению виктимных свойств белорусского народа, среди которых беспомощность, «памяркоунасть» (пассивность, нежелание действовать), ущербность, «мягкотелость», «недалекость», «забитость», неполноценность, страх и т.п. [Буховец, 2009; Дубянецкий, 1993; Литвин, 2002].

В психологии накоплены исследования специфических характеристик советского человека [Ротенберг, 2000; Фромм, 2000], на основании которых ученые пишут о сформировавшемся менталитете жертвы в период тоталитарного контроля государства над всеми аспектами жизни советского общества. Идеи влияния типа общества (модернизированное или тоталитарное) на появление того или иного типа жертвы появились и в современной отечественной социальной педагогике [Мудрик, 2000]. В последние десятилетия проведено множество социологических исследований, позволяющих выявить социально-политические, социокультурные условия развития белорусов и россиян [Николюк, 2009; Сикевич, 2007; Соколова, 2010; Титаренко, 2003] и их влияние на развитие и поддержание виктимности.

В современной психологии показано влияние различных ситуаций (от ситуаций повседневности до ситуаций крайней степени сложности) на виктимное поведение людей [Осухова, 2005], что свидетельствует о том, что современные люди не обладают определенными качествами, обеспечивающими их эффективное функционирование. На примере чернобыльской катастрофы рассматривается процесс формирования синдрома «вечной жертвы» [Саенко, 1999] у славянских народов.

Оживился интерес к проблемам национального характера белорусов и россиян послеперестроечного времени [Бобков, 2005; Мнацаканян, 2006; Науменко, 2008; Пезешкиан, 1999; Титаренко, 2003], в которых подчеркивается «парадоксальность» [Мнацаканян, 2006; Титаренко, 2003], мультикультурализм [Пезешкиан, 1999], «транскультурность» [Бобков, 2005] менталитета двух народов.

Цель исследования

В данной работе исследуется сочетание субъективных и объективных факторов виктимизации россиян и белорусов.

1. Проанализированы научные работы, в той или иной степени освещающие объективные факторы виктимизации россиян и белорусов (микро- и макрофакторы), к которым относят особенности исторического развития, этнокультурные условия, особенности социальной, политической, экономической жизни народов.

2. Описано эмпирическое исследование субъективных факторов виктимизации россиян и белорусов (психологические особенности людей, влияющие на способность к адаптации), к которым мы отнесли: тип ролевой виктимности, смысложизненные ориентации, жизнестойкость, особенности мотивации, уровень сформированности преодолевающих стратегий поведения.

3. Представлены результаты сравнительного анализа системных проявлений виктимности у белорусов и россиян с учетом того, что субъективные виктимогенные факторы чувствительны к различным явлениям общественной, социальной, экономической и политической жизни, в частности в России и Белоруссии.

Методы

В исследовании приняли участие 428 человек, жителей двух столиц - Москвы и Минска. Подвыборки были сбалансированы по полу, возрасту, образованию, социальному положению. Возраст принявших участие в исследовании мужчин - от 20 до 40 лет (средний возраст - 27 лет). Возраст женщин - от 20 до 43 лет (средний возраст - 28 лет). В состав выборки вошли студенты различных специальностей, служащие, учителя, воспитатели, военные, медицинские работники, рабочие и др.

Опросники предъявлялись как индивидуально, так и в небольших по размеру группах. Продолжительность процедуры исследования составляла от 20 до 30 минут. Исследование проводилось с декабря 2010 по февраль 2011 года.

Для исследования субъективных факторов виктимизации россиян и белорусов использовались следующие методики: опросник «Тип ролевой виктимности» М.Одинцовой [Одинцова, 2010]; Тест жизнестойкости Д.Леонтьева, Е.Рассказовой [Леонтьев, Рассказова, 2006]; Тест смысложизненных ориентаций (СЖО) Д.Леонтьева [Леонтьев, 2006]; методика изучения мотивационной сферы личности В.Мильмана [Мильман, 2005]; опросник «Типы поведения и реакций в стрессовых ситуациях» Т.Крюковой [Крюкова, 2005].

При обработке данных использовался пакет статистических программ Statistica 8.0.

Результаты и обсуждение

Ролевая виктимность - предрасположенность индивида в силу специфических субъективных и неблагоприятных объективных факторов продуцировать тот или иной тип поведения жертвы, выражающийся в позиции либо статусе жертвы, а также в их динамическом воплощении, то есть в игровой или социальной ролях жертвы [Одинцова, 2010]. Между обследованными группами россиян и белорусов с использованием критерия t-Стьюдента выявлены значимые различия по шкалам ролевой виктимности (см. табл. 1).

Таблица 1
Сравнительный анализ субъективных факторов виктимизации россиян и белорусов

Примечания. t - критерий Стьюдента; p - уровень значимости различий.

Сравнительный анализ данных показал, что игровая роль жертвы как единица анализа свободных, ситуативных, взаимовыгодных и легко принимаемых членами межличностного взаимодействия ролевых отношений, согласующихся с внутренними особенностями виктимного индивида (инфантильность, манипулятивность, беспомощность и др.), имеющих в своей основе скрытую мотивацию и гармонично вписывающихся в проигрываемую ситуацию, в большей степени выражена в поведении белорусов, чем россиян (t = 1,67, р = 0,04). Эти результаты согласуются с данными, полученными нами в исследовании, проведенном в 2009 году (N = 525), в котором также были выявлены достоверные различия по критерию t-Стьюдента на уровне значимости 0,02. Детальный анализ представлен в работе М.А.Одинцовой, Е.М.Семеновой «Преодолевающие стратегии поведения белорусов и россиян» [Одинцова, Семенова, 2011].

Белорусы чаще россиян прибегают к идентификации себя с жертвой, что приводит к усвоению личностных смыслов последней. Это означает, что игровая роль жертвы мотивирует белорусов на использование внешних ресурсов для защиты внутренней проблемы. К основным характеристикам игровой роли жертвы можно отнести инфантилизм, боязнь ответственности, рентные установки, умения манипулировать, беспомощность и т.п. Следует отметить особую пластичность и изобретательность игровой роли жертвы, позволяющие довольно «успешно» адаптироваться в любых условиях. Однако такая адаптация, ориентированная на консервативную и регрессивную стратегии, создает лишь иллюзию ее успешности.

Кроме этого, наше исследование показало, что позиция жертвы, как воплощение игровой роли жертвы, стойкое образование, характеризующееся совокупностью закрепившихся рентных установок, которые с повышением прочности игровой роли подвергаются постепенному разрушению, также более ярко выражена у белорусов, в отличие от россиян (t = 1,64, р = 0,05). Все характеристики, свойственные людям с игровой ролью жертвы, сохраняются, закрепляются, приобретают экспрессивный характер. Белорусам свойственно в большей степени, чем россиянам, демонстрировать свои страдания и несчастья, жаловаться, обвинять других, считать, что жизнь к ним несправедлива, но при этом оставаться пассивными и беспомощными наблюдателями за происходящим.

Анализ результатов по методике «Тип ролевой виктимности» показал, что позиция жертвы и ее динамическое воплощение (игровая роль жертвы) в большей степени выражены в поведении белорусов. Эти результаты в полной мере согласуются с данными социологических исследований белорусских коллег Г.Соколовой, Л.Титаренко, М.Фабрикант [Соколова, 2010; Титаренко, 2003; Фабрикант, 2008]. Так, по данным Г.Соколовой, многие белорусы нацелены в основном на патерналистские ожидания помощи, льгот, компенсаций, иждивенчество, ничегонеделание, в лучшем случае на поиск форм жизнедеятельности, позволяющих с минимальными затратами поддерживать достигнутый уровень [Соколова, 2010, с. 40]. Общественная и политическая жизнь у значительной части белорусов вызывает безразличие, они в основной своей массе предпочитают «позицию критичного и оценивающего наблюдателя» [Фабрикант, 2008, с. 260]. «Абыякавасть» (безразличие) как национальная черта белорусов подчеркивается большинством современных исследователей [Бобков, 2005; Соколова, 2010; Титаренко, 2003], а это считается одной из составляющих виктимности.

Выраженный уровень ролевой виктимности среди белорусов можно объяснить социополитическими причинами. Так, например, И.Бибо [Бибо, 2004]; А.Миллер [Миллер, 2006]; В.Сургуладзе [Сургуладзе, 2010] и др. придерживаются мнения, что развитию «виктимного синдрома малой нации» [Сургуладзе, 2010, с. 85] может способствовать долгая жизнь в окружении более сильных и активных народов, отсутствие собственной государственности, недостаток национальной идентичности и национального достоинства [Там же]. И.Литвин считает, что значительное место в системе воспитания комплекса неполноценности у белорусов занимает наука, которая представляла белорусов «недалекими и отсталыми лапотниками», а Беларусь - как «один из самых нищих и отсталых краев царской России» [Литвин, 2002].

Сохранившаяся в Белоруссии система подавления лишь усугубляет ситуацию. Многочисленными исследованиями доказано, что любое подавление препятствует адекватному разрешению проблем. Невозможность преодоления ситуаций подавления длительное время создает беспомощность целых социальных групп. Беспомощность белорусов - явление, которое включается в белорусскую культуру и становится национальной чертой. Большинство белорусов примиряются со своей судьбой, пассивно ей покоряются и уже даже не пытаются искать выхода. Социологические опросы общественного мнения по тем или иным социальным, экономическим и политическим проблемам лишь подтверждают это [Николюк, 2009; Соколова, 2010; Титаренко, 2003]. Однако, как пишет Ю.Чернявская, недостатки народа - продолжение его достоинств [Чернявская, 2000]. Некоторое безразличие к происходящему, бесконфликтность, пассивность белорусов находят свое продолжение в высокой толерантности и их исторически выработанной высокой адаптивности к изменениям условий жизни [Титаренко, 2003].

Игровая роль жертвы, ставшая образом жизни белорусов, действительно способствует адаптации, носящей несколько консервативный и регрессивный характер. Происходит стагнация личностных ресурсов, поведение характеризуется бездействием, равнодушием, избеганием, но позволяет народу «выживать» в любых условиях. Возможно, подобный ситуативный способ адаптации оправдан для сложившейся непростой ситуации в Белоруссии и вполне устраивает этот удивительно миролюбивый и адаптивный народ. Такой способ помогает избежать дезорганизации,нестабильности, неустойчивости, непоследовательности и беспорядков в организации их жизни.

Для более точного анализа субъективных причин психологической виктимности россиян и белорусов нами был сделан сравнительный анализ по тесту жизнестойкости [Леонтьев, Рассказова, 2006], который показал, что россияне в большей степени вовлечены в происходящее и открыты опыту, чем белорусы (t = -1,64, р = 0,05). Явные различия между белорусами и россиянами обнаружены и по шкале «Принятие риска» (t = -2,32, р = 0,01). В целом по тесту жизнестойкости белорусы показали более низкие баллы, чем россияне. Получены достоверные различия по t-критерию Стьюдента на уровне значимости 0,02. Белорусам в большей степени свойственны стремление к комфорту и безопасности, мечты о размеренной спокойной жизни и т.п. Возможно, данные потребности (комфорт, безопасность и т.п.) не находят своего удовлетворения в реальной жизни современных белорусов, возможно, это связано с их национальным характером. В исследованиях З.Сикевич, С.Ксензова [Сикевич, 2007; Ксензов, 2010] показано, что белорусы отличаются спокойствием, консервативностью, миролюбием, им свойственна настроенность на компромисс, они отвергают такие качества, как стремление к риску и конфликтность. Список национальных качеств белорусов продолжает О.Батраева, утверждая, что рассудительность белорусов не позволяет им рисковать [Батраева, 2010].

Россияне в большей степени, чем белорусы, вовлечены во взаимодействие с окружающим миром, переживают сопричастность с жизненными событиями, положительно оценивают себя, интересуются происходящим, готовы рисковать, даже если успех не обеспечен. Это подтверждается исследованиями коллег, которые показали, что современный россиянин стал совершенно другим, абсолютной противоположностью тому, о чем когда-то писали И.Павлов [Павлов, 2001], Э.Эриксон [Эриксон, 2000], классики русской литературы (М.Горький, Ф.Достоевский, А.Чехов и др.), исследователи первого перестроечного десятилетия [Бурно, 1999; Пезешкиан, 1999].

В поисках русского национального характера в 2009 году группой ученых было проведено широкомасштабное исследование. Авторы [Аллик и др., 2009] собрали картину современного русского и сделали следующий вывод. Типичный русский - это личность, которая редко испытывает депрессию или чувство неполноценности [Там же]. Это волевой, поспешный в принятии решений, доминирующий человек. Самая «выпуклая» [Аллик и др., с. 14], как пишут исследователи, характеристика типичного русского, которая отличает его от других наций, - открытость, что подтвердилось и в нашем исследовании (по шкале «Вовлеченность» теста жизнестойкости россияне набрали более высокие баллы, чем белорусы).

По методике смысложизненных ориентаций [Леонтьев, 2006] также обнаружены значимые различия между белорусами и россиянами по шкале «Результат» (t = -2,54, р = 0,005) и по общему уровню СЖО (смысложизненные ориентации как высший уровень самореализации личности) (t = -2,58, р = 0,005). Белорусы не удовлетворены своей самореализацией и считают свою жизнь недостаточно продуктивной. Эти данные дополняются показателями некоторых шкал методики В.Мильмана [Мильман, 2005]. У белорусов в меньшей степени, чем у россиян, реализованы потребности в ощущении полезности и значимости своей деятельности (t = -2,42, р = 0,007), что подчеркивает осознание ими бессмысленности и бесполезности своей самореализации.

Дальнейший анализ полученных по методике В.Мильмана данных показал, что белорусам в меньшей степени, чем россиянам, свойственно стремление к общей (t = -2,09, р = 0,018) и к творческой (t = -2,19, р = 0,014) активности. Мотивация общей активности, отражающая энергичность, стремление приложить свою энергию и умения в той или иной сфере деятельности, выносливость, упорство, возможно, противодействие [Приводится по: Мильман, 2005] у белорусов выражена гораздо слабее, чем у россиян. Аналогичные выводы можно сделать и о мотивации творческой активности, которая отражает стремление людей использовать свою энергию и возможности в той сфере, где можно получить некие творческие результаты [Там же]. Эти показатели в некоторой степени согласуются с данными мониторинга (2002-2008 гг.) Г.Соколовой. Так, ценность интересной и содержательной работы не становится более популярной среди белорусов. Ее выделяют всего 9,7%. На первом месте для белорусов по-прежнему стоят ценности хорошего заработка (86,9%). Катастрофически в течение всего периода мониторинга падают такие ценности, как соответствие работы способностям (с 73,2% в 2002 г. до 17,5% в 2007 г.); инициативность и относительная независимость (с 74% в 2002 г. до 27,9% в 2007 г.) [Соколова, 2010, с. 38].

Одновременно с этим наше исследование показало, что у белорусов в большей степени, чем у россиян, выражена статусно-престижная мотивация (t = 3,52, p = 0,0002), то есть мотивы поддержания жизнеобеспечения и комфорта в социальной сфере. В ней, по мнению В.Мильмана, отражается стремление субъекта получать внимание окружающих, престиж, положение в обществе, влияние и власть [приводится по: Мильман, 2005]. Мы можем лишь предположить, что у белорусов в отличие от россиян данные потребности являются недостаточно реализованными, а потому настоятельно требуют своего удовлетворения. Хотя данные мониторинга Г.Соколовой лишь частично подтверждают наши предположения. Так, к хорошим условиям труда и комфорту стало стремиться в два раза больше белорусов (68%) по сравнению с 2002 г. Несколько выросло стремление белорусов к престижной, статусной работе (с 6,8% в 2002 г. до 13,5% в 2007 г.) [Соколова, 2010], но оно стоит далеко не на первом месте по степени значимости. Эти потребности: «занимать престижное положение в обществе», «иметь комфортные условия», но при этом не проявлять никакой инициативы и активности, очередной раз подтверждают мысль Л.Титаренко о «парадоксальности» [Титаренко, 2003] сознания современных белорусов.

Далее был сделан анализ преодолевающих стрессы стратегий поведения россиян и белорусов, который позволил выявить, что белорусы чаще россиян в стрессовых ситуациях прибегают к такой частично адаптивной копинг-стрессовой поведенческой стратегии, как избегание(t = 1,67, р = 0,048). Им свойственен уход и отвлечение от проблем. Они предпочитают не задумываться о трудностях, используя различные формы отвлечения, в том числе социального. Вместе с этим белорусы чаще россиян используют и такой тип неадаптивного копинга, как ориентированный на эмоции (t = 2,44, р = 0,007). Они чаще россиян при столкновении с трудными жизненными ситуациями центрируются на страданиях, склонны погружаться в свою боль и пессимистически оценивать происходящее. Эти данные полностью подтвердили полученные нами в аналогичном исследовании в 2009 году, в котором также были выявлены достоверные различия в выборе копинга, ориентированного на избегание, и копинга, ориентированного на эмоции, белорусами и россиянами по t-критерию Стьюдента на уровне значимости 0,01 и 0,039 соответственно. Детальный анализ представлен в работе М.А.Одинцовой, Е.М.Семеновой «Преодолевающие стратегии поведения белорусов и россиян» [Одинцова, Семенова, 2011].

Выводы

Результаты проведенного сравнительного исследования субъективных и объективных факторов виктимизации россиян и белорусов позволяют заключить следующее.

1. Анализ субъективных факторов виктимизации показал, что игровая роль жертвы становится «излюбленным» способом адаптации белорусов. Подобная адаптация носит несколько консервативный и регрессивный характер, происходит стагнация личностных ресурсов, блокируется стремление к более высокому уровню и качеству жизни. Постепенно четче вырисовываются черты виктимности белорусов (безразличие к происходящему; боязнь рисковать; избегание, уход от проблем и трудностей; нежелание действовать, проявлять активность и инициативу; неудовлетворенность своей самореализацией и продуктивностью своей жизни; стремление к комфорту и т.п.). Активизируются рентные установки, выражающиеся в утилитарном подходе к своему бедственному положению; в ощущении себя особенно пострадавшими и беспомощными; в фокусировании психической активности на страданиях; в беспомощности, пассивности и безразличии («абыяковости»). Вместе с тем адаптация белорусов через игровую роль жертвы исторически и психологически вполне оправданна, потому что позволяет белорусскому народу «выживать» в любых условиях, помогает избежать дезорганизации,нестабильности, неустойчивости, непоследовательности в жизни.

2. К объективным факторам виктимизации можно отнести особенности исторического развития, этнокультурные условия, особенности социальной, экономической и политической жизни народов. Объективным макрофактором виктимизации белорусов является историческое развитие народа. Считаясь одним из «самых отсталых краев царской России» [Литвин, 2002], Беларусь издавна была наделена стигмой неполноценности, ущербности, а в более мягком варианте - «многострадательности» [Там же]. Все это лишь поддерживает и закрепляет виктимный синдром в современных белорусах. Сегодняшнее, несколько снисходительное и попустительское, отношение к белорусскому народу как к «младшему брату» со стороны России, с одной стороны, можно сравнить с «неправильным воспитанием», способствующим поддержанию застарелого комплекса неполноценности и оттачиванию умений манипулировать более сильным и развитым окружением («старшим братом»). С другой стороны, превращение «младшего брата» в беспомощную, инфантильную жертву оказывается взаимовыгодным для обеих сторон. Так, слабая и беспомощная «жертва» в трудных жизненных ситуациях, как правило, вызывает сочувствие и может претендовать на немыслимые компенсации. При этом «старший брат» для преодоления чувства вины и поддержания своего превосходства вынужден возмещать любые потери.

Эти социально-политические коллизии подобны процессу, отраженному в знаменитом треугольнике Э.Берна, в котором наглядно представлены взаимовыгодные, но неконструктивные отношения между жертвой, спасителем, агрессором [Берн, 2008]. Кроме этого, система подавления, сохранившаяся в Белоруссии, препятствует проявлению активности, формирует безразличие, пассивность, покорность и создает благоприятные условия для поддержания синдрома «вечной жертвы» [Саенко, 1999] в белорусах. На фоне всего этого чернобыльская трагедия, усилившая в свое время стигму жертвы в белорусах, кажется совершенно безобидным фактором виктимизации.

3. К объективным микрофакторам виктимизации можно отнести этническое самосознание народа. Этническое самосознание как представление о собственной сущности, о своем положении в системе взаимодействий с другими народами, о своей роли в истории человечества, включая осознание права на независимость и на создание самобытной этнической культуры [приводится: по Чернявской, 2000], у белорусов является более размытым, чем у россиян. Россияне всегда считали себя великим народом, способным менять мир; такое восприятие подкрепляется величайшими изобретениями, открытиями, победами, свершениями.

Во всех без исключения проанализированных источниках [ Батраева, 2010; Бобков, 2005; Буховец, 2009; Дубянецкий, 1993; Литвин, 2002; Науменко, 2008; Носевич, 1998; Титаренко, 2003; Фабрикант, 2008; Чернявская, 2000] отсутствие национального самосознания белорусов обозначается как одна из основных проблем белорусской нации, до сих пор вынужденной отстаивать право на существование. Отсутствие собственного языка («трасянка», на которой белорусы не хотят говорить), размытость национальной принадлежности, нечеткость национальной идеи и многое другое связано с историческими процессами. Становление белорусской нации происходило исключительно в полиэтническом, как пишет Ю.Чернявская (поликультурном, полиязыковом, поликонфессиональном) [Чернявская, 2000] социуме, что не может не сказываться на национальном самосознании. Белорусский «денационализированный» народ, лишенный национальной идентичности, национального самосознания, чувствует себя «одиноким и беспомощным винтиком» [Литвин, 2002]. В такой ситуации разобщенности «потенциал нации близок к нулю» [Там же].

Заключение

Субъективные факторы виктимизации чувствительны к различным явлениям в общественной жизни населения России и Белоруссии. В данной работе нами были уточнены результаты проведенного ранее исследования [Одинцова, Семенова, 2011]. По результатам анализа в обоих исследованиях были выявлены некоторые закономерности в проявлении тех или иных сторон виктимности у россиян и белорусов.

Значимые различия между выборками россиян и белорусов, полученные по шкале «игровая роль жертвы», объясняются многими объективными микро- и макрофакторами виктимизации - этнокультурными условиями, особенностями исторического развития, социальной, политической, экономической жизни народов. Имеются выраженные различия между белорусами и россиянами по предпочтениям тех или иных копинг-стратегий поведения в стрессовых ситуациях. Белорусы чаще россиян прибегают к копингам, ориентированным на избегание, и копингам, ориентированным на эмоции.

Некоторое дистанцирование и отстраненность от проблем могут быть связаны с особенностями национального характера белорусов, их пассивностью, миролюбием и толерантностью. Белорусы более пессимистично, чем россияне, оценивают происходящее и погружаются в свои страдания. Комплекс «страдальчества», обусловленный исторически, в стрессовых ситуациях у белорусов обостряется.

В целом выделенные в данном исследовании характеристики в совокупности с ранее полученными данными [Одинцова, Семенова, 2011] позволили более четко обозначить субъективные факторы виктимизации белорусов и россиян.

Адлер А. Наука жить / пер. с нем. А.Юдина. Киев: Port-Royal, 1997. С. 57-62.

Аллик Ю. , Мыттус Р. , Реало А. , Пуллманн Х. , Трифонова А. , МакКрэй Р. , Мещеряков Б. Конструирование национального характера: свойства личности, приписываемые типичному русскому // Культурно-историческая психология. 2009. N 1. C. 2-18.

Батраева О. Беларусь как социокультурный тип в контексте восточного славянства // Беларуская думка. 2010. N 2. С. 102-107.

Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры / пер. с англ.: Л.Ионин. М.: Эксмо, 2008.

Бибо И. О бедствиях и убожестве малых восточноевропейских государств // Избранные эссе и статьи: сб. ст. / пер. с венг. Н.Надь. М.: Три квадрата, 2004. С. 155-262.

Бобков И. Этика пограничья: транскультурность как белорусский опыт // Перекрестки. Журнал исследований восточноевропейского пограничья. 2005. N 3/4. С. 127-137.

Бурно М. Сила слабых. М.: ПРИОР, 1999.

Буховец О. Историоописание постсоветской Беларуси: демифологизация, «ремифологизации» // Национальные истории на постсоветском пространстве: сб. ст. М.: АИРО XXI, 2009. С. 15-31.

Выготский Л. Основы дефектологии. СПб.: Лань, 2003.

Дубянецкий Э. Понемногу исчезают черты рабства. Менталитет белорусов: попытка историко-психологического анализа // Беларуская думка. 1993. N 6. С. 29-34.

Козырев Г. «Жертва» как феномен социально-политического конфликта (теоретико-методологический анализ): автореф. дис. … д-ра социол. наук. М., 2008.

Крепелин Э. Введение в психиатрическую клинику / пер. с нем. М.: БИНОМ, 2007.

Крюкова Т. Методология исследования и адаптация опросника диагностики совладающего (копинг) поведения // Психологическая диагностика. 2005. N 2. С. 65-75.

Ксензов С. Особенности формирования базовых институтов малых наций (на примере Беларуси) // Журнал институциональных исследований. 2010. Т. 2. N 3. С. 144-152.

Леонтьев Д., Рассказова Е. Тест жизнестойкости. М.: Смысл, 2006.

Леонтьев Д. Тест смысложизненных ориентаций. М.: Смысл, 2000.

Литвин И. Затерянный мир. Или малоизвестные страницы белорусской истории [Электронный ресурс]. Минск, 2002. URL: http://lib.ru/POLITOLOG/litwin.txt (дата обращения: 22.08.2011).

Мильман В. Мотивация творчества и роста. Структура. Диагностика. Развитие. Теоретическое, экспериментальное и прикладное исследование диалектики созидания и потребления. М.: Мирея и Ко, 2005.

Миллер А. Империя Романовых и национализм. М.: Новое литературное обозрение, 2006.

Мнацаканян М. Парадоксальный человек в парадоксальном мире // Социологические исследования. 2006. N 6. С. 13-19.

Мудрик А.В. Социальная педагогика / под ред. В.А.Сластенина. М.: Академия, 2000.

Науменко Л. Этническая идентичность белорусов: содержание, динамика, региональная и социально-демографическая специфика // Беларусь и Россия: социальная сфера и социокультурная динамика: сб. науч. трудов. Минск: ИАЦ, 2008. С. 111-132.

Николюк С . Белорусское зеркало // Вестник общественного мнения. 2009. N 2. С. 95-102.

Носевич В. Белорусы: становление этноса и «национальная идея» // Белоруссия и Россия: общества и государства: сб.ст. М.: Права человека, 1998. С. 11-30.

Одинцова М. Многоликость жертвы или Немного о великой манипуляции. М.: Флинта, 2010.

Одинцова М., Семенова Е. Преодолевающие стратегии поведения белорусов и россиян // Культурно-историческая психология. 2011. N 3. С. 75-81.

Осухова Н. Психологическая помощь в трудных и экстремальных ситуациях. М.: Академия, 2005.

Павлов И. Рефлекс свободы. СПб.: Питер, 2001.

Пезешкиан X. Терапевтические отношения и российский менталитет с транскультуральной точки зрения // Первая всемирная конференция по позитивной психотерапии: тезисы докл. (Санкт-Петербург, 15-19 мая). СПб.,1997. С. 47-74.

Перлз Ф. Внутри и вне помойного ведра / пер. с англ. СПб.: Петербург XXI век, 1995.

Ривман Д. Криминальная виктимология. СПб.: Питер, 2002.

Ротенберг В. Образ Я и поведение. Иерусалим: Маханаим, 2000.

Саенко Ю. Постчернобыльская фаза пострадавших: самоспасение, самореабилитация, самозащита, самосохранение. Киев: Ин-т социологии НАНУ, 1999. С. 473-490.

Сикевич З. Русские, украинцы и белорусы: вместе или врозь? // Социологические исследования. 2007. N 9. С. 59-67.

Соколова Г. Социально-экономическая ситуация в Белоруссии с позиции культурной травмы // Социологические исследования. 2010. N 4. C. 33-41.

Сургуладзе В. Грани российского самосознания. Империя, национальное сознание, мессианизм и византизм России. М.: W.Bafing, 2010.

Титаренко Л. «Парадоксальный белорус»: противоречия массового сознания // Социологические исследования. 2003. N 12. С. 96-107.

Уайт С., Макалистер Й. Беларусь, Украина и Россия: Восток или Запад? / пер. с англ. Д.Волкова и А.Моргуновой // Вестник общественного мнения. 2008. N 3. С. 14-26.

Фабрикант М. Нарративный анализ национальной идентичности как теоретического конструкта и эмпирического феномена // Зборнік навуковых прац Акадэміі паслядыпломнай адукацыі. Мінск: АПА, 2008. С. 255-268.

Фромм Э. Может ли человек преобладать? / пер. с англ. С.Барабанова и др. М.: АСТ, 2000.

Циринг Д. Выученная беспомощность и жизненные события // Вестник Института психологии и педагогики. 2003. Вып. 1. С. 155-159.

Чернявская Ю. Народная культура и национальные традиции. Минск: Беларусь, 2000.

Эриксон Э. Детство и общество / пер. с англ. А.Алексеева. СПб.: Летний сад, 2000.

Юнг К. Проблемы души нашего времени / пер. А.Боковникова // Проблема души современного человека. М.: Прогресс, 1994. С. 293-316.

Goffman E. Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity. New Jersey: Prentice-Hall, 1963.

Hiroto D., Seligman M. Generality of learned helplessness in man // Journal of Personality and Social Psychology. 1975. Vol. 31. P. 311-327.

Hiroto D., Seligman M. Ethnopolitical warfare: Causes, consequences, and possible solutions . Washington, DC: APA Press, 2001.

Сведения об авторе

Одинцова Мария Антоновна. Кандидат психологических наук, доцент, кафедра социальной психологии, факультет психологии. Университет Российской академии образования, ул. Краснобогатырская, д. 10, 107564 Москва, Россия.
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Ссылка для цитирования

Стиль psystudy.ru
Одинцова М.А. Субъективные и объективные факторы виктимизации россиян и белорусов. Психологические исследования, 2012, No. 1(21), 5. http://psystudy.ru. 0421200116/0005.

ГОСТ 2008
Одинцова М.А. Субъективные и объективные факторы виктимизации россиян и белорусов // Психологические исследования. 2012. № 1(21). С. 5. URL: http://psystudy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг). 0421200116/0005.

[Последние цифры - номер госрегистрации статьи в Реестре электронных научных изданий ФГУП НТЦ "Информрегистр". Описание соответствует ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка". Дата обращения в формате "число-месяц-год = чч.мм.гггг" - дата, когда читатель обращался к документу и он был доступен.]

Гаджиева А. А. Магомедов А. К.

КРИМИНАЛИСТИКА Гаджиева А. А., Магомедов А. К. Статья посвящена анализу виктимогенных факторов, обуславливающих тяжкие насильственные преступления против личности. Авторами констатируется значимость выявления последних для виктимологического предупреждения данного вида преступности, обозначается круг преступлений, явивших объектом виктимологического изучения. Виктимизация в работе рассматривается как процесс превращения лица из потенциальной жертвы в реальную (на массовом и групповом уровнях), с учетом этого выявляются основные ее факторы. Особый акцент сделан на региональных оттенках факторов виктимологического содержания, детерминирующих тяжкую насильственную преступность.

Преступления против личности продолжают вызывать особую озабоченность и беспокойство со стороны правоох­ранителей, хотя их число в целом по Российской Федерации выдерживает относительные тенденции спада. Так, по имею­щимся официальным данным за 11 месяцев 2015 г. было заре­гистрировано 2163,4 тыс. преступлений, или на 8,4 % больше, чем за аналогичный период прошлого года. На фоне роста показателей преступности в целом в ее структуре сократилась доля тяжких и особо тяжких преступлений с 24,5% в январе - ноябре 2014 г. до 22,1 %Ч Аналогичные тенденции прослежи­ваются и на региональном уровне. Так, в Республике Дагестан в 2013 г. зарегистрировано 14003 преступления, что на 2,6 % больше показателя 2012 г. (13647). Несмотря на это, количество преступлений на 100 тыс. населения (478) 1,5 раза меньше, чем в среднем по СКФО, и в 3 раза меньше среднего значения по стране (СКФО -750; Россия - 1539). Заметно снизились темпы роста тяжких и особо тяжких преступлений (4034; +0,4%), а их удельный вес в общем массиве зарегистрированных преступ­ных деяний сократился и не превышает 29 %.

Несмотря на внешне кажущееся «благополучие», вызыва­ет серьезную обеспокоенность изменение качественных пока­зателей преступности в сторону ухудшения. В их числе отме­чаются следующие: рост «безмотивных» посягательств против личности, нарастание жестокости их совершения, преступле­ния все чаще сопровождающиеся цинизмом, глумлением над личностью, растет доля групповых преступлений, усиливается тенденция их феминизации, увеличивается степень их тяже­сти, растет виктимизации «атипичных» жертв (дети и преста­релые) и т.д.

Наибольший ущерб наносят обществу тяжкие преступле­ния, совершаемые против личности, и, прежде всего, против жизни, здоровья и других важнейших ее прав. В этой связи в рамках настоящей работы исследовательский анализ посвящен наиболее опасным разновидностям тяжких преступлений против лич­ности. Они не только наносят огромный ущерб наиболее важ­ным в цивилизованном обществе ценностям, но и имеют мно­го общих криминологически и виктимологически значимых характерных признаков и особенностей, которые позволяют их обособить на определенные группы, разряды, категории.

В криминологии среди тяжких и особо тяжких престу­плений против личности принято выделять следующие груп­пы:

Посягательства против жизни, здоровья, телесной и по­ловой неприкосновенности личности (убийства, причинения тяжкого вреда здоровью человека, изнасилования);

Посягательства против свободы (похищения человека, незаконное лишение свободы, торговля людьми, использова­ние рабского труда).

Общей исходной посылкой для обеих групп является возможность контролировать эти виды преступности, воз­действуя на них не только посредством комплекса средств криминологической профилактики, но и с помощью мер виктимологического воздействия. Многоаспектность викти- мологического воздействия и ее широкие возможности об­уславливают значимость и необходимость ее надлежащей организации в предупреждении тяжких насильственных пре­ступлений против личности. В системе виктимологического воздействия важными средствами предупреждения являются меры, направленные на устранение, минимизацию и сниже­ние факторов виктимизации исследуемых категорий преступ­ности. При этом виктимизация рассматривается авторами как процесс становления отдельных лиц и людских сообществ (можно говорить и на уровне всего населения) жертвами пре­ступлений, вернее, приобретения ими виктимных качеств. Отсюда, факторы виктимизации определяются как совокуп­ность объективных и субъективных обстоятельств, детерми­нирующих либо способствующих процессам превращения отдельных социальных групп, индивидов, населения в жертв преступлений.

Факторы виктимизации тяжких и особо тяжких престу­плений против личности могут быть рассмотрены на общем и специальном уровнях.

Общими виктимизирующими факторами тяжких пре­ступлений против личности стало ожесточение нравов, мар­гинализация и люмпенизация значительных слоев населения, увеличение стрессовых ситуаций, ослабление традиционных форм социального контроля.

На специальном уровне принято выделять специфиче­ские факторы виктимизации, которые характерны социаль­ным процессам и межличностным отношениям в целом по стране, либо в отдельно взятом регионе с учетом его специфи­ки.

Применительно к рассматриваемым преступлениям едва ли не главным фактором виктимизации стала сложившаяся в последние годы упадочная морально-психологическая атмос­фера, которая наблюдается в социальной среде.

Недовольство всем, что происходит в стране, несправед­ливость, которая процветает в сфере социального обеспечения и защиты интересов людей, низкий, если ни сказать нищен­ский уровень жизненного уровня у миллионов, с одной сто­роны, проповедь безнравственности потребительства, секса, насилие в средствах массовой информации, с другой стороны - все это озлобляет людей, вызывая эмоциональные стрессы, ссоры, вследствие чего совершаются многие насильственные преступления, в которых жертвами оказываются более слабые и малозащищенные.

Социальное неблагополучие и социальная незащищен­ность - один из важнейших факторов виктимизации в рос­сийской действительности сегодня. По оценкам исследова­телей, именно в низших и маргинальных слоях проявляется устойчивая тенденция к асоциальному поведению, где сложно увидеть разницу между преступником и потерпевшим, у них, как правило, схожие социальные деформации и стереотипы поведения. Так, по данным Абельцева, потерпевших из мар­гинальной среды характеризуют: «эгоистические привычки, потеря чувства ответственности, равнодушие к проблемам других людей, цинизм. Им присущи ослабленные чувства сты­да, долга, совести, а также несдержанность и конфликтность, грубость, агрессивность, лживость, ханжество, необразован­ность, невоспитанность.

Процесс виктимизации непосредственно связан с уров­нем жизни и доходов того или иного человека. Виктимность граждан находится в нелинейной зависимости к уровню их жизни. Наиболее виктимны лица с низким доходом; средний класс наименее виктимен; виктимность начинает возрастать по мере превышения среднего уровня доходности. Очень бога­тым лицам не удается снизить высокий уровень виктимности, несмотря на значительные меры предосторожности». Люди с достатком и все власть предержащие персоны, госчиновники оказались более виктимизированы, поэтому они обезопасили себя и свое жилище вооруженной охраной и ограждаются все­ми видами спецтехники, отчуждены от народа.

В последние годы намечается разрыв между ростом мате­риального состояния и духовной зрелостью человека. Сегод­ня отчетливо видно: многие трудности переходного периода рождены недостатком культуры и нравственности в самом широком ее понимании.

При этом необходимо подчеркнуть, что процесс мас­совой миграции детерминирует в равной мере процессы криминализации и виктимизации населения в странах, куда прибывают мигранты. Наиболее опасные последствия влечет нелегальная миграция, которая подпитывает маргинальную часть страны пребывания мигрантов новыми конфликтами (например, этнокультурными) и специфической околокри­минальной субкультурой.

Сами мигранты представляют собой социальную группу с повышенным риском уязвимости. Чаще всего, нелегальные иммигранты с самого начала оказываются в полной зависи­мости от транснациональной организованной преступности. Организованные преступные группы, занимающиеся неле­гальной миграцией, осуществляют перевозку мигрантов в стесненных, нездоровых и опасных условиях. Чтобы избежать столкновения с властями, контрабандисты могут бросить сво­их клиентов в пустыне без воды и пищи или выбросить их в открытое море.

На современном этапе наряду с увеличением нестабиль­ности российской государственности, порожденной экономи­ческим кризисом, неэффективностью законодательного меха­низма, регулирующего борьбу с преступностью, неясностью политической ситуации в стране, происходит лавинообразное нарастание конфликтной ситуации. В российской действи­тельности проблема конфликтов приобретает все большую остроту, конфликты и отношения напряженности стали везде­сущими, проявляются на разных уровнях и по своим генезису и содержанию весьма многообразны.

В этом плане наиболее проблематичным в политическом отношении регионов России является Северный Кавказ, пред­ставляющий собой уникальную культурную мозаику народов, в котором правительство России не имеет сегодня адекватной политики при сильно преувеличенном значении этнокультур­ного фактора как чуть ли не главной причины проблем и кон­фликтов на Северном Кавказе.

Особое место на Кавказе занимает Дагестан, представ­ляющий собой уникальнейший феномен лояльного взаимо­действия и одновременно этнической консолидации более 30 коренных этносов, компактно проживающих на сравнительно небольшой территории в 50,3 тысяч кв.м. Специфика влияния факторов и условий на виктимизацию от тяжких преступле­ний против личности в Дагестане обусловлена такими его при­знаками, как многонациональный состав населения, сложное геополитическое положение, отсталость в экономическом раз­витии. Кроме того, народам Дагестана генетически присуща аномальная агрессивность. А в той исторически сложившейся ситуации, когда межэтническая напряженность, чаще всего в результате недостаточно эффективного влияния федеральной власти, возросла до критической черты, и за которой начина­ются кровавые столкновения.

Конфликтность на Северном Кавказе обусловлена нали­чием кланов и борьбой между ними за власть. Снижение кон­фликтности находится в прямой зависимости от преодоления и ограничения клановости, принявшей устойчивую, долго­временную и гипертрофированную форму не только в Севе­рокавказском регионе, но и в целом в России. Противоречия и конфликты между кланами, созданными, как правило, на моноэтнической основе, на поверхности жизни часто выступа­ют как межэтнические. Указанные обстоятельства провоциру­ют перманентную конфликтность на весь период обозримого будущего.

Проблема конфликтности на межличностном уровне связана с таким фактором виктимизации, как провокация со стороны потерпевшего. В этой связи на предмет оценки про­вокации со стороны потерпевших в рамках настоящего иссле­дования были проведены социологические опросы. Опросом охвачено 150 сотрудников правоохранительной и судебной системы, а также 80 осужденных, отбывающих наказания за тяжкие преступления против личности. Задавались вопросы: «Какую роль провокация играет в механизме убийств и при­чинений тяжкого вреда здоровью человека?», «Что Вы понима­ете под провокацией изнасилования?», «Следует ли учитывать при назначении наказания, выборе его срока и вида провока­цию со стороны потерпевшего»? Выдвигалась гипотеза, что провокация является важнейшим мотивационным фактором в этиологии драк, приводящих к убийствам и причинениям вреда здоровью. Ответы респондентов распределись по этому вопросу так: 85 % из числа опрошенных сотрудников право­охранительных органов и судов подтвердили данное положе­ние, и только 54 % респондентов-осужденных согласились с этим. Более 21 % из числа сотрудников правоохранительной и судебной системы оценивают как провокационное такое по­ведение потерпевших от преступлений половой неприкосно­венности, при котором допускалась «рискованная ситуация». Для объективности опросов и получения максимально пра­вильного ответа, было дано пояснение, что представляет со­бой «рискованная ситуация». «Рискованная ситуация может складываться из таких обстоятельств, как место, время (время года, время суток и др.) и обстановка, в которых развиваются действие, интимная обстановка и, как говорят некоторые пси­хологи, эротическая настроенность или "сексуально напря­женная обстановка" (непристойные жесты или действия, как бы приглашающие к половой связи)». Интересно, что по дан­ному вопросу 42 % из числа осужденных отметили, что в ос­нове преступлений против половой неприкосновенности ле­жит безнравственное поведение потерпевшей и рискованная ситуация. По третьему вопросу «вилка» противоположности ответов невелика. Так, 56 % из числа опрошенных сотрудников правоохранительной и судебной системы ответили, что учет провокации со стороны потерпевшего в преступлениях про­тив личности в практике необходим. Примерно около 49 % осужденных считают, что при назначении наказания должно в обязательном порядке учитываться провокационное поведе­ние потерпевшего. При этом необходимо иметь в виду, что в виктимологическом плане провокация понимается широко и охватывает конфликтность, безнравственное поведение, а так­же неосторожность, неосмотрительность, оплошность со сто­роны потерпевших.

Способами разрешения конфликтов на всех уровнях все чаще становятся преступления (жертвы). Более того, в услови­ях обнищания населения, роста безработицы, бездомности и иной обездоленности, недостаточной защищенности граждан от преступности все большая часть населения начинает сотруд­ничать с преступниками, не доверяет правоохранительным органам, государству, создавая себе самоохрану («крышу»).

Следует отметить процессы самоорганизации части на­селения на неправовой, в том числе криминальной основе. Характерной особенностью региона становится социальное одобрение фактов расправы самих потерпевших с преступ­никами: лично через знакомых, близких людей, или на основе оплаты услуг наемника.

Существенно повысило степень уязвимости жителей Да­гестана перед тяжкими преступными посягательствами про­тив личности распространение терроризма и религиозного экстремизма. Следует отметить, что жертвами данных престу­плений нередко становились не только представители других конфессий, но и мусульмане, придерживающиеся традицион­ного для РД исламского вероучения.

Таким образом, наблюдающаяся в нашей стране на про­тяжении ряда лет активная криминальная виктимизация на­селения (в том числе от насильственной преступности) требует принятия более эффективных мер противодействия этому не­гативному явлению, которые могли бы обеспечить снижение у граждан риска стать жертвой преступных проявлений, при­вить им необходимые правила правильного поведения в пред­преступной и преступной ситуациях, освоить элементарные правила самозащиты, в том числе с использованием техниче­ских средств и методов, обеспечить правовую защиту прав и интересов криминальных жертв.

Социально-педагогическая виктимологии (от лат. victima – жертва) – это отрасль знания, изучающая развитие людей с физическими, психическими, социальными и личностными дефектами и отклонениями; выявляющая категории людей, чей социально-экономический, правовой, социально-психологический статус предопределяет или создает предпосылки для неравенства в условиях конкретного общества, для дефицита возможностей, развития и самореализации; анализирующая причины и разрабатывающая содержание, принципы, формы и методы профилактики, минимизации, компенсации, коррекции тех обстоятельств, вследствие которых человек становится жертвой неблагоприятных условий социализации.

Целенаправленная деятельность специалистов различных профессий (психологов, социальных педагогов и работников социальных служб, юристов и т.д.), направленная на выявление и устранение различных виктимологически значимых явлений и процессов в сфере внутрисемейных, общественных, неформальных отношений, обусловливающих виктимизацию личности как потенциальной жертвы преступных посягательств конкретного индивида либо конкретных обстоятельств, получила название виктимологической профилактики .

Сегодня виктимология – это развивающееся комплексное учение о лицах, находящихся в кризисном состоянии (жертвы преступлений, стихийных бедствий, катастроф, экономического и политического отчуждения, беженцы, вынужденные переселенцы и др.), и мерах помощи таким жертвам. Современная виктимология реализуется в нескольких направлениях:

• а) общая фундаментальная теория виктимологии, описывающая феномен жертвы социально опасного проявления, его зависимости от социума и взаимосвязи с иными социальными институтами и процессами. Развитие общей теории виктимологии, в свою очередь, ведется по двум направлениям:
  • – первое исследует историю виктимности и виктимизации, анализирует закономерности их происхождения и развития вслед за сменой основных социальных переменных, учитывая относительную самостоятельность феномена виктимности как формы реализации девиантной активности,
  • – второе изучает состояние виктимности как социального процесса (анализ взаимодействия виктимности и общества) и как индивидуального проявления отклоняющегося поведения посредством общетеоретического обобщения данных;
• б) частные виктимологические теории (криминальная виктимология, деликтная виктимология, травматическая виктимология и др.);
• в) прикладная виктимология, т.е. виктимологическая техника (эмпирический анализ, разработка и внедрение специальных техник превентивной работы с жертвами, технологий социальной поддержки, механизмов реституции и компенсации, страховых технологий и т.п.).

Виктимность можно понимать в двух смыслах:

• 1) как предрасположенность отдельных людей стать жертвой (в криминологическом аспекте – жертвой преступления);
• 2) как неспособность общества и государства защитить своих граждан. В современной России виктимность во втором, более широком смысле стала одной из наиболее болезненных социальных проблем.

Виктимогенность – это наличие условий, которые способствуют процессу превращения человека в жертву социализации. Виктимизация – сам процесс и результат такого превращения.

Факторы виктимизации человека

Среди условий (факторов), способствующих виктимизации человека, можно выделить:

• а) социальные факторы, связанные с внешними воздействиями;
• б) феноменологические условия, связанные с теми внутренними изменениями в человеке, которые происходят под влиянием неблагоприятных факторов воспитания и социализации.

Понятие "виктимное поведение" (букв. "поведение жертвы") обычно используется для обозначения неправильного, неосторожного, аморального, провоцирующего поведения и т.д. Виктимной нередко именуют и саму личность, имея в виду, что в силу своих психологических и социальных характеристик она может стать жертвой преступления. Психологическая предрасположенность стать жертвой предполагает наличие таких личностных черт, как излишняя доверчивость, неосмотрительность, повышенная вспыльчивость и раздражительность, агрессивность, а в поведении – склонность к авантюрным, наглым, несдержанным поступкам. К данной группе нужно отнести и тех людей, кто, обладая психологической предрасположенностью, еще и ведет определенный образ жизни, вращаясь среди тех, кто представляет для них опасность. Это бродяги, проститутки, наркоманы, алкоголики, профессиональные преступники.

Основные идеи виктимологической теории сводятся к следующему:

• 1. Поведение жертвы оказывает существенное влияние на мотивацию преступного поведения, оно может облегчать и даже провоцировать его. Напротив, оптимальное поведение может сделать невозможным преступное посягательство (либо свести его вероятность к минимуму или, по крайней мере, позволит избежать серьезных отрицательных последствий криминала).
• 2. Вероятность стать жертвой преступления зависит от особого феномена – виктимности. Каждая личность может быть оценена с позиции того, насколько велика вероятность ее превращения в жертву преступления. Эта вероятность определяет виктимность человека (чем больше вероятность, тем выше виктимность).
• 3. Виктимность есть свойство определенной личности, социальной роли или социальной ситуации, которое провоцирует или облегчает преступное поведение. Соответственно выделяются личностная, ролевая и ситуативная виктимность.
• 4. Виктимность зависит от ряда факторов, таких как:
  • – личностные характеристики;
  • – правовой статус лица, специфика его служебных функций, материальная обеспеченность и уровень защищенности;
  • – степень конфликтности ситуации, особенности места и времени, в которых развивается ситуация.
• 5. Величина виктимности может изменяться. Процесс ее роста определяется как виктимизация, снижения – как девиктимизация. Влияя на факторы виктимности, общество может снижать ее и тем самым воздействовать на преступность.

По мнению А. В. Мудрика, на каждом возрастном этапе социализации можно выделить наиболее типичные опасности, столкновение с которыми для человека наиболее вероятно:

I. Период внутриутробного развития плода : нездоровье родителей, их пьянство и (или) беспорядочный образ жизни, плохое питание матери; отрицательное эмоционально-психологическое состояние родителей; медицинские ошибки; экологическая среда.

II. Дошкольный возраст (0–6 лет): болезни и физические травмы; эмоциональная тупость и (или) аморальность родителей, игнорирование родителями ребенка и его заброшенность; нищета семьи; антигуманность работников детских учреждений; отвержение сверстниками; антисоциальные соседи и (или) их дети.

III. Младший школьный возраст (6–10 лет): аморальность и (или) пьянство родителей, отчим или мачеха, нищета семьи; гипо- или гиперопека; плохо развитая речь; неготовность к обучению; негативное отношение учителя и (или) сверстников; отрицательное влияние сверстников и (или) старших ребят (привлечение к курению, выпивке, воровству); физические травмы и дефекты, потеря родителей, изнасилование, растление.

IV. Подростковый возраст (11–14 лет): пьянство, алкоголизм, аморальность родителей; нищета семьи; гипо- или гиперопека; ошибки педагогов и родителей; курение, токсикомания; изнасилование, растление; одиночество; физические травмы и дефекты; травля со стороны сверстников; вовлечение в антисоциальные и преступные группы; опережение или отставание в психосексуальном развитии; частые переезды семьи; развод родителей.

V. Ранняя юность (15–17 лет): антисоциальная семья, нищета семьи; пьянство, наркомания, проституция; ранняя беременность; вовлечение в преступные и тоталитарные группы; изнасилование; физические травмы и дефекты; навязчивый бред дисморфофобии (приписывание себе несуществующего физического дефекта или недостатка); потеря жизненной перспективы, непонимание окружающими, одиночество; травля со стороны сверстников, романтические неудачи, суицидальные устремления; расхождения или противоречия между идеалами, установками, стереотипами и реальной жизнью.

VI. Юношеский возраст (18–23 года): пьянство, наркомания, проституция; нищета, безработица; изнасилование, сексуальные неудачи, стрессы; вовлечение в противоправную деятельность, в тоталитарные группы; одиночество; разрыв между уровнем притязаний и социальным статусом; служба в армии; невозможность продолжить образование.

В процессе социализации человек может объектом, субъектом, а так же жертвой социализации. Человеческое общество с его противоречивой культурой, политическими изменениями часто выступает в качестве неблагоприятного социального органа, условий становления и развития личности.

Обстоятельства, тормозящие нормальное развитие личности человека:

· Общество и его культура;

· Низкий уровень жизни;

· Безработица, обычаи и традиции народа;

· Особенности семейного воспитания;

· Плохие экологические условия на месте проживания;

· Слабая социальная поддержка государства

Все эти факторы могут превращать в жертву социализации.

Понятие социальной виктимизации было введено в связи с изучением пробных воздействий неблагоприятного общества на человека в процессе социализации. Мудрик определял виктимизацию как отрасль знания входящей в состав социальной педагогики, это отрасль различных категорий людей реальных и потенциальных жертв неблагоприятных условий социализации.

Виктимизация – процесс превращения человека в жертву социализации.

Виктимогенность – наличие условий, которые способствуют превращению человека в жертву социализации.

Социальные факторы виктимизации (они связаны с внешним воздействием на человека):

1. Загрязнение окружающей среды. Превращение человека в жертву социализации связанное с тем, что он в силу с рядом причин не может покинуть экологический неблагоприятный район проживания. Виктимизация создают предприятия лишенные средств защиты загазовывания воздуха, безграничное использование химических веществ, использование атомного оружия и т. д. В городе Омске, как и во всех городах России, превышены предельно допустимые нормы загрязнения окружающей среды. Результат воздействия этих факторов: увеличилось количество больных раком, аллергических заболеваний, сокращается продолжительность жизни, рождение детей с дефектами.

2. Психологические стрессы и напряжения. Часто этот фактор виктимизации сопровождает процесс усвоения и воспроизведения социального опыта. С каждым годом все больше людей испытывают стрессы и определенные перегрузки. Результаты воздействия данного фактора: рост сердечно сосудистых заболеваний, рост хронических заболеваний, ослабление иммунной системы и т. д. В связи с развитием науки и техники уменьшается физическая нагрузка на мышечную систему и как результат происходит снижение общего тонуса организма человека. Недозагрузка мышечной системы ослабляет возможность человека преодолевать стрессы.

3. Снижение адаптации людей в связи с быстро меняющимися условиями жизни. Процесс превращения человека в жертву социализации связан с массовой миграцией населения и потерей социального статуса из-за безработицы. Виктимизация миграции и безработицы заставляют человека заново социализироваться в новых условиях и новым условиям жизни. Легче адаптироваться младшему поколению по сравнению с людьми среднего и зрелого возраста.

4. Катастрофы. Ведут к нарушению нормальной социализации больших групп населения. К катастрофам относятся: стихийные бедствия, революции, войны и депортация социальных групп. Потенциальными жертвами этих катастроф могут быть не только те, кто стал их свидетелем, но и их потомки.

5. Особенности социального контроля. Социальный контроль действует в любом обществе на всех уровнях социальных отношений. Социальный контроль превращает человека в жертву социализации, поскольку часто определяется образ жизни человека. Социальный контроль – это влияние общества на установленные представленные ценности и поведение человека. В социальный контроль входят эспектация (требования окружающих предъявляемые по отношению к человеку и выступает в форме ожиданий того, что он будет выполнять все функции, предписанные социальной ролью), нормы, санкции (процедуры при помощи которых поведение человека приводится к норме социальной группы, т.е. это мера воздействия и важнейшее средство самоконтроля).

Социальные нормы – образцы предписаний то, что должны говорить и делать в конкретной ситуации, эти нормы выступают, как определенные правила, которые выработаны группой, приняты ею, которым должны подчиняться все ее члены.

Явное нарушение социальных норм воспринимается на уровне группового сознания как вызов. И группа или общество стремится к тому, чтобы заставить человека в мягкой или жесткой форме соблюдать эти нормы.

Внутренние факторы виктимизации личности

Они связаны с внутренними изменениями, в человеке которые происходят под влиянием не благоприятных факторов восприятия и социализации. Сформировавшись и закрепившись, эти внутренние изменения (черты личности, привычки) сами становятся условием развития новых виктимогенных факторов, таким образом, сформировавшиеся свойства личности постепенно превращают человека в жертву социализации. Согласно социальным психологам важнейшим фактором виктимизации является развитие агрессивности в детском возрасте.

Агрессивное поведение – действие индивида (или предрасположенность к определенным действиям) в результате которых наносят моральный или физический вред другому человеку.

Основными источниками развития агрессивности в человеке являются неправильное воспитание в семье и ближайшее социальное окружение. Основным источником демонстрации агрессивного поведения являются: СМИ, жестокие компьютерные игры, семья и ближайшее социальное окружение

Наиболее опасно – формирование синдрома привыкания демонстрации агрессии. В результате агрессивность становится привычкой, а СМИ демонстрирует, как с помощью агрессии осуществляется достижение цели и утверждается добро.